О том, как надо реставрировать и приспосабливать памятники
Своими размышлениями о реставрационной отрасли Петербурга делится Вера Дементьева. Ныне директор ГМЗ «Павловск», она много лет возглавляла Комитет по государственному контролю, охране и использованию памятников истории и культуры.
Крюковским казармам, в которых сейчас размещается Центральный музей ВМФ, была посвящена статья Виктора Розова «Как живется Военно-морскому музею на новом месте». Речь там шла о том, что реставрация Крюковских казарм была уникальным делом, но странным образом оказалась не оценена общественностью.
И это далеко не единственный проект реставрации, реализованный в годы губернаторства Валентины Матвиенко. В то время Петербург стал местом наибольшей реставрационной активности среди всех городов Всемирного наследия ЮНЕСКО.
– На недавней коллегии Минкультуры министр Владимир Мединский заявил, что в 2015 году тендеры позволили сэкономить на некоторых реставрируемых объектах 24 процента от начальной цены. Это хорошо или плохо?
– Казалось бы, что плохого: сэкономили средства. Только на практике минус 24% означает вот что: либо смета изначально раздута, либо демпингует подрядчик. Последнее скорее всего. Это приводит к замене на некачественные дешевые материалы, неисполнение «скрытых» видов работ, а в целом – к низкому качеству реставрации. Есть еще одна хитрость подрядчика – расчет на дополнительные работы, необходимость которых появится в ходе процесса.
– Сколько процентов снижения начальной цены на реставрационные работы можно считать корректным?
– Допустим, не возникли непредвиденные расходы, у подрядчиков есть запас собственных материалов и оборудования, могущих дать лучшее качество. Но 24% снижения – сигнал тревоги. Кстати, правительство города в бытность губернатором В.И. Матвиенко обязало КГИОП проверять все сметы госзаказчиков и инвесторов. По трем позициям: виды работ, их последовательность, правильность применения реставрационных коэффициентов. Уже по этим позициям изначальные сметы урезались порой до 40% и даже более.
Ныне в реставрации действует добротная сметно-нормативная база. Вся конкурсная документация публикуется, в том числе и сметы. Их можно проверить.
– Чем реставрация в Петербурге отличается от практики Минкультуры?
– Ничем не должна отличаться. Законодательная и нормативная база едина для всех. Ваш вопрос, как я понимаю, с двойным дном. Наверняка речь пойдет о реставрационном скандале Минкульта, точнее, об уголовных делах. В прессе активно муссируются темы каких-то системных проблем реставрации, непрозрачности конкурсных процедур, емкости коррупционной составляющей и даже мистифицированности реставрационных процессов. Не отрицаю проблем. И нет антикоррупционных гарантий на всю сферу реставрации. Но не думаю, что здесь процент коррупции выше, чем в других областях. Это никого не оправдывает, но и не сводит на нет факты достижений.
Петербургская школа реставрации имеет свою специфику. Она обусловлена разрушениями Великой Отечественной войны. В послевоенные годы эта уникальная сфера деятельности занималась воссозданием с применением традиционных технологий, тщательно изучала подлинные фрагменты памятников, иконографические и архивные материалы. Реставрация дорогостояща и кропотлива. Но и результат ее долговечен. А знаете, сколько было желающих внедрить в нее строительные практики: быстро, дешево побелим, покрасим, и будет ваш объект как новенький и даже лучше, чем был! А вы нам тут про гашеную известь, тухлые яйца, хлебный мякиш и молоко сказки рассказываете!
В «Стратегии сохранения культурного наследия Санкт-Петербурга» мы провозгласили: «Ценность – в подлинности», а нам – «Сделаем лучше, чем было». И ведь этот тезис постоянно возвращается. Вот и появляются на наших фасадах, по меткому выражению петербуржцев, «степные бабы и ангелы ночного кошмара».
Сейчас я сильно рискую быть непонятой. И все-таки скажу в очередной раз. Реставрация – мера вынужденная. К ней надо прибегать только в тех случаях, когда другие способы сохранения уже не дают результатов. Как хирургия, когда таблетки уже не помогут.
– Это как?
– Существуют альтернативные способы. Простые и недорогие, банальные. Качественный систематический уход. Надлежащая эксплуатация – эффективный и единственно щадящий метод, т.е. различные способы защиты уязвимых конструкций, частей сооружения, декора.
Ну и кто этим озабочен? Только музеи, органы власти и некоторые представительства, занимающие памятники. И то если есть средства текущего содержания. Вот пример. Почти полвека прошло с реставрации Павловского дворца. И если бы не многочисленные протечки, аварийность сетей, сколько бы еще лет не потребовалась помощь «хирургов»?!
Значительная часть объектов культурного наследия доведена до состояния немедленной реставрации. Именно доведена. А ведь в практиках реставрации музейных ценностей – большой опыт борьбы с естественным старением материалов, профилактики разрушений.
Я не поклонница комплексной реставрации еще по одной причине. Каждая реставрация – это глубокое внедрение, добавляющее элементы воссоздания и уносящее частицу подлинности памятника.
При этом я ничуть не умаляю достижений современных мастеров Петербурга! Свидетельством тому – инициатива КГИОП, поддержанная губернатором В.И. Матвиенко, об учреждении общегородского праздника День реставратора и звания «Почетный реставратор Санкт-Петербурга».
– Кстати, сроки реставрации действительно непредсказуемы?
– У нерадивых все непредсказуемо – сроки, цели, объемы, виды работ… Зачастую это свидетельствует о том, что плохо изучен объект на начальном этапе. Современные методы обследования позволяют поставить точный диагноз повреждений и минимизировать непредсказуемости. Простой пример – обнаружение клада в особняке Нарышкиных. Сенсация, неожиданность? Да, разумеется. Но если внимательно изучили поэтажные планы, разрезы здания, то увидели пустоты, планировочные несостыковки. Кладоискатели обычно с этого и начинают.
И еще раз о ценообразовании. В свое время у нас был реализован совместный российско-итальянский реставрационный проект. Он длился около двух лет. Было чрезвычайно интересно сразиться с лучшими – Италия, как известно, родина реставрации. Состоялось много практикумов по различным методикам, материалам. По ценообразованию. В Италии дорого все, что касается интеллектуальных разделов (проектирования, например) и ручного труда. В наших сметах все наоборот: дорогие материалы и оборудование. Итальянские институты так же, как мы, озабочены удешевлением, и делают это за счет допустимой унификации материалов и отдельных видов работ.
– А что удалось сделать по итальянским методикам?
– Петровские ворота Петропавловской крепости. Методика действительно итальянская. Но и не без участия специалистов КГИОП.
– Какие отреставрированные объекты вы считаете своими достижениями?
– С 2003 по 2011 годы под контролем КГИОП проведена реставрация более 3500 объектов культурного наследия и 792 фасада. С чего начнем?
Назову только то, что стоило «большой крови» и страхов. Спасательные, противоаварийные, затем реставрационные работы на Троицком соборе после пожара, ликвидация угрозы обрушения конструкций Морского собора в Кронштадте.
Высочайшую оценку миссии Комитета Всемирного наследия ЮНЕСКО и «золото» Международной выставки в Германии Denkmal получили работы по Каменноостровскому театру. Блестящие образцы подлинной реставрации и приспособления под современное использование – великокняжеский дворец Алексея Александровича и Запасной дворец («Дача Кочубея»).
– Правильно ли было столько сил и денег уделять Каменноостровскому театру, притом что другие деревянные здания на территории Петербурга разрушаются?
– Не ожидала такой постановки вопроса. Успех реставрации Каменноостровского театра общепризнан.
Первое. Театр долгое время пустовал, сменив с десяток арендаторов. Аварийным он не был. Но существовал проект его сноса и условного воссоздания в большем объеме и в бетоне. А для услады эстетов – приделать к зданию колонный портик.
Второе. Сколько вы знаете в мире старинных деревянных театров, не воссозданных, сохранивших подлинность? Все наперечет. Пальцев рук хватит.
Третье. Театр – творение Смарагда Шустова, настоящего поэта в архитектуре. Постройка 1827 года. Считалось, что Альберт Кавос в 1844 году полностью разобрал здание и сложил сызнова, надстроив. В ходе работ точно установили: надстроил, но не разбирал, то есть театр в основном аутентичен.
Четвертое, пятое, шестое. Пережил этот театр блокаду. Не был разобран на дрова. Его сберегли. В 60-е годы Ирина Бенуа осуществила очень качественную, изысканную реставрацию.
Последнее. Зданию надо было вернуть театральную функцию. Отвечающую современным требованиям.
И это сделано.
Здесь все уникально.
Одновременно шла реставрация деревянных конструкций самого здания и работы по организации подземного пространства.
Передовые реставрационные и строительные технологии соединились воедино с технологиями современного театрального действа. А Андрей Могучий вдохнул в эти стены былую творческую энергию великого БДТ.
– Вы считаете правильным переезд Центрального музея ВМФ из здания Биржи в Крюковские казармы? Вам нравится, что из этой идеи получилось?
– Если вы понимаете под этим перемещение музейных ценностей и связанные с этим хищения денежных средств, то это не только неправильно, но и уголовно. Но бесспорен факт, что Военно-морской музей получил превосходно приспособленные под его цели Крюковские казармы в самом поэтическом пространстве Петербурга – рядом с магической Новой Голландией.
Конечно, для нескольких поколений горожан здание Биржи связано с Военно-морским музеем. И разрыв этих связей малоприятен, как любое изменение привычного. Но известно и то, что музей, ощущая острую нехватку помещений, не мог показать значительную часть своих сокровищ. Да и само здание Биржи нуждалось в реставрационном ремонте. Аварийным его никто и никогда не признавал. Там такой мощный стилобат, что даже если бы сваи под ним прогнили – ничего бы не случилось. Однако проблемы там серьезные. Нарушена гидроизоляция стилобата, следует ликвидировать угольную котельную, авариен плафон…
Будущее использование Биржи под музей геральдики – отличная идея. Жаль, не моя. Михаила Пиотровского и Георгия Вилинбахова.
– В середине 2000-х появилась идея переселить городские комитеты из исторических зданий в «Невскую ратушу» неподалеку от Смольного. Вы эту идею поддерживали?
– Вообще-то этот вопрос не в компетенции КГИОП. И совета у меня никто не спрашивал. Сама идея мне представляется рациональной. Разумно скомпоновать все органы власти в одном месте. Выгоды – прямые и косвенные. Почему нет, если есть средства. Вы ведь знаете, как сидят КГИОП, КГА, Комитет по культуре. Сотрудники ютятся, а кабинет руководителя – роскошный зал, чуть ли не тронный. Кто его видит? Ну можно записаться на прием либо на экскурсию в День памятников – если этот объект есть в программе… А ведь публичность доступа – одно из основных требований охраны наследия!
Определить, как разумно использовать в дальнейшем особняки, – тоже задача непростая.
Приспособление под современное использование – самое сложное в охране памятников. Любое старое здание не соответствует действующим нормам. Такой вызывающий анти-СНИП. Удовлетворить нынешним нормам пожарным, санитарным, безопасности трудно. Но необходимо! Допустим, оборудовать современную систему автономного пожаротушения. В Павловском дворце по требованию пожарных следует изменить направление открывания дверей. Спорить с пожарными не стану. Решу тему, разведя маршруты эвакуации. А вообще нужно делать проект компенсационных мероприятий. Как видите, это не всегда трудно.
– Можете привести удачные примеры перепрофилирования памятников?
– Их, слава богу, десятки. Главный штаб, все наши госмузеи-заповедники. Уже упомянутые Крюковские казармы, дворцы Алексея Александровича, Запасной, Каменноостровский. И многие другие…
– Что самое трудное при приспособлении?
– Перепрофилирование под жилье или гостиницу. Пример – Конюшенное ведомство. Ну невозможно переделать манеж под апартаменты без ущерба памятнику!
– У градозащитников к вам есть некоторое количество претензий, главные – реконструкция Летнего сада, поддержка строительства башни Газпрома на Охтинском мысу и согласование проекта Юрия Земцова по переделке дома на углу Невского и Восстания под магазин «Стокманн». Сейчас вы изменили свое отношение к этим проектам?
– А вы что – его знали, мое отношение? Летний сад. По моей инициативе, нет, по моему настоянию проект выносился на Совет по культурному наследию 4 раза. Его рассматривали и в целом, и постадийно, и по отдельным объектам. И каждый раз в начале заседаний я говорила: «Нам предстоит решить то, что планировали сделать еще в середине прошлого века, да не решались. У каждого из нас свой образ Летнего сада. Он нам дорог, и ломка его будет болезненна».
Методически проект очень тяжелый. Сад – мощный пирог исторических наслоений. Как их выявить? И надо ли? Совет, сократив объекты воссоздания, во многом улучшил проект и принял решение его одобрить. Стенограммы заседаний доступны. Кстати, зарубежные специалисты проведенные работы оценили положительно, особенно пролеченные и спасенные от гибели старые деревья. У проекта много сторонников. Личное мнение – это, к сожалению, уже не мой Летний сад…
«Охта-центр». Мое отношение к высотному строительству в городе выражено в законодательных и правовых актах Санкт-Петербурга, инициатором и одним из разработчиков я сама и являлась. Зачем мне было проталкивать еще в 2004 году «Временный высотный регламент», зачем в 2005-м писать «Петербургскую стратегию сохранения наследия» – никто не заставлял, нет закона, нет и нарушения. И, наконец, закон Санкт-Петербурга № 820-7 «О границах зон охраны объектов культурного наследия…».
Ох, какой долгий путь он прошел! Пресса должна помнить, как рассматривались вопросы на заседании правительства. Сегодня можно откровенно сказать: без поддержки Матвиенко эти акты, ограничивающие аппетиты нового строительства, либо вовсе не были бы приняты, либо искажены до неузнаваемости.
Для меня окончательно вопрос с «Охта-центром» стал ясен после завершения раскопок, они полностью обнажили огромный пласт археологического наследия. Это открытие истории нашего края, его допетербургского периода.
О панорамах. Обратите внимание на наши карты, куда развернуты стрелки восприятия панорам. И в этом плане «Лахта-центр» мне не кажется менее уязвимым, чем «Охта-центр». А визуальные построения меня не убеждают.
А что же по «Стокманну» согласовывал КГИОП? Фасад здания-памятника с раскрытой галереей. И всё. Стеклянные конструкции мне лично не нравятся ни со стороны площади Восстания, ни с Невского. Но вообще это не вопрос «что?», а вопрос «как?». Не получилось.
– Какие проблемы сейчас существуют в реставрационной отрасли в Петербурге? Кадры? Деньги?
– Текущие проблемы, текущие и никаких других. Петербургу всегда будет нужна реставрация, а значит, всегда будет работа
Вадим ШУВАЛОВ